– Я не понимаю, зачем нужно было убивать этого Трейси, ковбоя, – упрямо сказал Шибанов.
– Затем, чтобы этот ковбой Трейси не убил меня, тебя или нашего черномазого приятеля.
Слово «черномазый» неприятно кольнуло Ростислава.
– Джей уже черномазый?
– Извини, – пробормотал Манчини, закуривая. – На самом деле я спокойно к ним отношусь, но работа в участке… Это, считай, профессиональный термин.
– Ладно, проехали. Так что я сделал неправильно?
– Ты свалил грязную работу на меня. Подстрелил ковбоя, но добивать не стал. Хотя понимал, что рана смертельная. Тебе было бы легче, если бы он сдох там в страшных мучениях?
– А зачем ты застрелил второго? Для чего ранил толстяка, он был явно безобиден?
– Ты сам ответил на свой вопрос, Расти. Второй был опасен, он рано или поздно выкинул бы какую-то штуку. Толстяка я ранил, чтобы напугать остальных. Если ты не заметил, я всего лишь прострелил ему мякоть икры. Даже кость, полагаю, не задел.
Шибанов молчал, ковыряя ногтем отслоившуюся чешуйку серебряной краски на радиаторе.
– Я хочу попросить об одном, Расти. Я против тебя ничего не имею, но я – коп. А ты – хоккеист. Остальные вообще не в счет, включая Джея с его постоянными россказнями о подвигах в гетто, в котором он, по-моему, и не жил-то сроду. Поверь, я лучше знаю, когда нужно стрелять.
Полицейский внимательно смотрел на Ростислава, не обращая внимания на длинный столбик пепла, собравшийся на кончике сигареты. Наконец, столбик отвалился и упал на песок.
– Я понял, – глухо произнес Шибанов. – Но я не привык убивать, Рик. Одно дело – заехать кому-то в челюсть на хоккейной площадке. Это часть шоу, мне за него платят. И совсем другое – убивать людей. Причем не из чувства самосохранения, это я еще мог бы понять… Просто убивать. По ситуации. Потому что так лучше.
Манчини с сожалением раздавил окурок о бампер «виннебаго» и сказал:
– Убийство тоже стало частью шоу, Расти. Шоу, главный приз в котором – не миллион баксов, а твоя жизнь.
И тут внутри фургона громко завизжала Мидори. Оттолкнув полицейского, Ростислав бросился туда и влетел в дом, едва не застряв в дверном проеме:
– Что?! Что случилось?!
Девочка стояла, испуганно прижав ладони к губам. Перед ней на полу, среди вещей, высыпанных из рюкзака – подтаявших шоколадных батончиков, презервативов, патронов, дешевых газовых зажигалок и банок с консервами – лежала связка человеческих ушей, покрытых запекшейся кровью.
– Я же сказал – шоу, – бесстрастно закончил их прерванную беседу Рик Манчини, поднимая уши за бечевку и выбрасывая их вон.
…Четверо суток спустя Ростислав Шибанов лежал, укрывшись за толстым стволом упавшего бука. Он не мог поднять головы, потому что на малейшее движение стрелок, засевший в охотничьем домике, реагировал моментально. Последняя пуля вспорола кору совсем недалеко от его головы, и теперь хоккеист вжимался в землю, чтобы спрятаться от снайпера.
Рядом, у вывороченного корневища, свернулся клубком Манчини. Коп был ранен – собственно, с его ранения и начался обстрел, когда они осторожно пробирались по тропинке. Втягивая сквозь зубы холодный воздух, полицейский пытался определить, насколько опасна полученная рана. Весь бок его темно-зеленого свитера стал черным от крови.
– По-моему, сквозное… – прошипел Манчини, глядя на окровавленные пальцы. – Надеюсь, внутренности не задеты… только почему же так больно, черт его подери?! Кровь темная… по-моему, это означает, что повреждена печень…
– Держись, Рик… Может, это кто-то из твоих любителей пикников?
Полицейский помотал головой.
– Я не знаю…
– Эй, там! – заорал Шибанов, надеясь, что в домике его слышно. – Это Рик Манчини из управления полиции Лас-Вегаса!
Ответом ему был еще один выстрел, на этот раз не прицельный, осыпавший их сбитой хвоей.
– Перестань, Расти, – прохрипел коп. – Я не полицейский… Даже если там сидит кто-то из тех ребят, он меня не узнает…
Шибанов опешил.
– Не полицейский?! Но форма…
– Все наоборот, Расти. Я карточный шулер и преступник. Меня вез в участок коп по имени Рик Манчини после того, как поймал меня во время ограбления бутика «Тиффани»… Но потом в машину врезался грузовик, копа выбросило наружу, он свернул шею… Я открыл наручники, надел его одежду, влез в другую полицейскую машину и поехал к границе, слушая переговоры по рации…
Он тяжело дышал, на губах показалась кровь.
– Мое настоящее имя – Джерри Романо… Но коп из меня получился неплохой, правда?
Романо улыбнулся. Ростислав прислушался – не подкрадывается ли к ним кто-нибудь по тропе или через лес со стороны домика. Нет, тихо – видимо, стрелок решил не рисковать и засесть в обороне.
– Когда я вас встретил, вы даже не посмотрели на мои документы, вам хватило нашивки на форме.
– А как же ключ?!
– Да нет у меня никакого ключа, Расти… Какие, твою мать, в это время могут быть ключи?! Здесь уйма этих домиков, мне приходилось бывать тут пару раз… Разве трудно выбить дверь?!
Романо болезненно поморщился и сплюнул кровавый сгусток.
– Похоже, дело дрянь, – пробормотал он. – Прости, что вас обманывал… Вроде все было хорошо, да ведь?
– Все было отлично, Рик… то есть Джерри. Ты нам очень помог.
– Жалко, мало с вами побыл… И почти влюбился в эту девчонку… в Атику…
Романо снова улыбнулся.
– Надо же… неплохой коп получился, а? Отец был бы рад, он всегда хотел видеть меня в форме, но увидел только в хлопчатобумажном костюме исправительной колонии для мальчиков…
Романо закрыл глаза.
– Джерри! – позвал хоккеист.